королевстве, когда пробудился Рун. Линж помнит, что тварь сказала ему — что сколько бы он, полубог и сын Иаду, ни пытался скрываться, отец все равно найдет его и дернет за ниточку, сделав своей послушной марионеткой. Да, дракон обезумел под действием проклятья, но он оказался прав. Конечно, тогда воины, кроме Уджа, не предали словам Руна значения из-за сильного испуга, да и полного непонимания того, что происходило… да, именно… вряд ли Линж хорошо запомнит те слова. Однако в тот момент, замечая, как задумчиво и внимательно глядел на него друг, в голове рыжеволосого закралась мысль, что, может, и здесь он просчитался?.. Может, Линж догадался?..

— Срочно идти? Куда?! — изумилась Йой, однако Уджа уж спешным шагом направился к выходу из кабинета. — Господин?!

— Йой, пригляди за борделем и следи, чтобы здесь все не рухнуло. Я на тебя рассчитываю! Линж!.. — он помедлил. — Сделай так, чтобы твоя конторка тоже не развалилась.

Друг усмехнулся саркастично.

— Будет сделано, командир.

На губах Уджа застыла на короткое мгновение озорная улыбка, но затем он посерьезнел и вышел. Когда закрывал дверь, из комнаты донесся полный восторга голос Линжа:

— Ты слышала его, Йой! Пошевеливайся!

— Вам бы тоже не помешало! — проворчала в ответ прислужница.

«Похоже, некоторые вещи в этом мире все же не изменились», — с грустью подумал Уджа и спешно направился на первый этаж.

* * *

Впервые за много лет… нет, даже столетий… Уджа вспомнил один главный факт, из-за которого чуть не попал впросак. Камень безумия — это по сути сосредоточение части его силы, которую Мори поместил туда после гибели первого тела полубога, а также магический меч, подаренный ему отцом. Отдавать его Униру было высшей степенью глупости… и, пожалуй, доверия. Однако как на это ни посмотри, это был дурацкий и непредусмотрительный жест, и по этому поводу Уджа ощущал смесь досады на самого себя и грусти по неразделенной любви. Да… похоже, он все-таки чувствует именно это по отношению к Униру. Новое, ранее неизведанное чувство, которое подчас приносит боли больше, чем отчаяние.

Столица полыхала, люди были в панике, а кое-где уже лежали свежие трупы. Обугленные или изрезанные, или избитые, или без единой царапины — которые, скорее всего, надышались ядовитыми испарениями огня. Когда Уджа проходил мимо одной из пожарных бригад, рушивших очередное городское строение, чтобы пожар не распространился от этого здания на следующие, один из работников нервно поприветствовал его и вежливо посоветовал укрыться в каком-нибудь безопасном месте. Рыжеволосый просто грубовато махнул рукой и пошел дальше — естественно, пожарник не стал напирать: ведь это был его начальник, а перечить начальству в этой стране обыкновенно не принято.

«Надо будет выкупить еще одну частную пожарную бригаду», — попытался отвлечь себя сторонними мыслями Уджа от распиравших его ядовитых чувств и жажды, а также от давившего на голову зова отца. Господин попытался мысленно воззвать к Иаду и спросить, что ему от него нужно, но голос божества только звал и звал и ничего более. Чем ближе Уджа был от источника зова, тем сильнее болела голова и обострялись нежеланные чувства. Именно тогда к ним примешался страх: что, если он не сможет удержать себя в руках и впадет в слепую ярость, как тогда, давным-давно?.. Что, если причинит вред дорогим ему людям?.. Перед глазами предстала безумная фантазия зарубленных Йой, Линжа, Хэйрэ, ее дочери и… Унира. Уджа замутило.

Именно тогда ноги сами привели его на безлюдную и достаточно широкую улочку. Несколько домов на ней горело, но почему-то никого не было поблизости — ни пожарных, ни перепуганных горожан… словно кто-то спланировал… Однако настороженность воина быстро притупилась при виде одинокой фигуры, стоявшей на отдалении. Невысокой, худощавой, знакомой…

— Унир… — в изумлении прошептал Уджа. С одной стороны, он был очень рад увидеть заклинателя и узнать, что все с ним в порядке, но, с другой… а было ли с ним все в порядке? Что он делал здесь, на этой странной улице? Почему Йой вернула ему Камень безумия, сказав, что он пригодится ему при встрече с заклинателем?.. Множество вопросов вихрем кружилось в голове, однако одно воин понимал четко: здесь жажда крови, буйство и ярость в нем закипали как нельзя сильнее, и рыжеволосый понятия не имел, как долго сможет все это сдерживать. Вот только Уджа не мог просто так бросить дорогого ему человека — даже… нет, тем более при таких обстоятельствах.

— Унир, уходи отсюда! — прикрикнул он, направляясь к нему. Камень, который Уджа повесил себе на шею, и до этого сделался слишком теплым, а теперь и вовсе жег кожу. Нужно было торопиться. — Унир! — однако слишком поздно догадался рыжеволосый, куда именно вел его зов. Это была ловушка. Потому что источником его оказался никто иной, как сам Унир. Однако понял это Уджа только тогда, когда в раздражении и страхе коснулся его плеча и встретился с пылавшим озорством и предвкушением взглядом… нет, не заклинателя, а самого Иаду.

— Попался, — с насмешкой произнес он, и голова мужчины тотчас сильно загудела, и на нее словно стало что-то сильнее давить, а в носу что-то полопалось, и из него потекла кровь. В глазах начало постепенно темнеть, а здравый смысл застилаться упрощенным мышлением, которое вело его существование задолго до того, как он стал Уджа.

— Прекрати… — опустившись от бессилия на колени, выдавил из себя рыжеволосый, корчась от боли и борясь с животными чувствами. Камень на цепочке сильно жег и, казалось, дергался, словно испуганный или яростный зверек. — Прекрати!

— Почему я должен прекращать? — злорадная улыбка исказила лицо Унира, придав ему безумный вид. Ладони заклинателя коснулись его щек, и это только усилило головную боль. Вскрикнув, Уджа хотел было отстраниться, но у него не хватило сил. Унир… нет, Иаду, принявший обличье заклинателя, приблизил к нему лицо. — Ведь именно для этого ты и был создан. Быть безумным и кровожадным чудовищем, которое не знает ни любви, ни привязанности. Все, что ты можешь, это только рубить и кромсать. Ха… ну, может, изредка имитируя подчинение какому-нибудь жалкому господину, который пообещает предоставить тебе еще больше жертв.

— Нет! — дернулся Уджа, но Иаду держал его крепко.

— Да, сын мой.

Это не был Унир. Это не было его тело. Это был Иаду, который решил поиздеваться над ним, который принял обличье одного из самых дорогих ему людей! А был ли Унир вообще? Что, если все это оказалось лишь театром одного актера, и этим актером все это время был Иаду? Мысли заплясали в безумном танце, рождая одно умозаключение уродливее